Инна Джения, Sputnik.
60 портретов художника Руслана Габлия передают характер и чувства тех, кто защищал Абхазию. В рамках нового проекта информационного агентства Sputnik Абхазия "Ненарисованные воины" на ресурсах портала публикуются рисунки военных лет художника и очерки о защитниках страны.
Первая "Ласточка"
— Винтовку трогал? – спросил у меня Мушни Хварцкия.
— Да, — говорю.
— Что делал?
— Стрелял, – ответил я.
— Попал? – спросил он снова.
— Наверное.
"Он взял винтовку, тогда, говорит, держи. Это было на второй день войны. С тех пор я с ней не расстаюсь, для меня это память о Мушни, о нашей дружбе и о войне", — рассказывает ветеран.
Эдуард, изящный и сухой, очень похож на свою винтовку.
У оружия, как и у человека, своя судьба. История ветерана войны Эдуарда Аршба – это история снайпера и винтовки "Ласточки".
Оружие – жена на войне, говорят опытные бойцы. Снайперская винтовка Драгунова, или "Ласточка", – подарок близкого друга Мушни Хварцкия. Как говорит снайпер, каждый стрелок дает имя своему оружию. Своему он дал — "Ласточка". Простреленная в шести местах винтовка не раз "закрывала собой" своего хозяина.
Эдуард или Эдик, как называют друзья ветерана войны, стреляет с пяти лет. Начинал с мелкокалиберной винтовки ТОЗ-8.
"Учил стрелять меня дядя Леша. В детстве я вставал у хурмы и стрелял по дроздикам. Пулевая стрельба — знакомое для меня дело", — рассказывает Эдуард Аршба.
Во время войны он служил в небольшом специальном подразделении, которое подчинялось начальнику генштаба абхазской армии Владимиру Аршба, "делали свою снайперскую работу", как сам говорит.
"У нас небольшая команда была. А в свободное время снайпер предоставлен самому себе", — отметил Аршба.
Стрельба снайпера — это целое искусство. Настоящий снайпер невидим, беспощаден и неуловим. По словам ветерана, стрельба из винтовки — 10 процентов работы, остальные 90 — ориентиры и выбор позиций, точные подсчеты и маскировка, дыхание и многое другое.
По рассказу снайпера, многим на войне хотелось иметь такую винтовку, но не все могли с ней справиться и впоследствии говорили: "Нет уж, лучше с автоматом".
Звук снайперской винтовки слышен всегда. Миномет — это самое "безобидное", что можно получить в ответ, говорит Аршба.
"Снайперская война – она другая, — рассказывает Эдик. — И у каждого поколения своя война. Как надо учиться читать, так и войне надо учиться. На войне есть одна главная вещь — не пускать в сердце зверя. А для снайпера велико искушение почувствовать себя Богом: хочешь — дашь жизнь, хочешь — не дашь. Вы знаете, какая главная часть оружия? Голова его хозяина, конечно. А оптика — самый главный враг", — отметил снайпер.
У снайпера каждый выстрел считается боевым.
"У меня их 200. Снайперов в отставке не бывает. Они либо живые, либо мертвые. Других нет", — объяснил Аршба.
Эдуард Аршба больше рассказывает о других.
"Настоящего снайпера я знал одного – это был сухумчанин Игорь Пошкурлат, мастер спорта по боевой стрельбе", — подчеркнул Эдуард.
Во время войны на вражеской стороне были женщины-снайперы ("белые колготки" их называли). Они методично отстреливали ребят с сухумских высоток, были почти недосягаемы. Игорь был один из тех, кто воевал против них, говорит Аршба.
"Уже после войны к нам приезжали специалисты из подразделений "Вымпел" и "Альфа" делиться опытом. Мастера высокого уровня с двумя высшими образованиями. Мы подружились, остались в обоюдном уважении. У нас тоже нашлось, что им показать. Два месяца они находились здесь, уехали уже после "гелаевских" событий (банду Руслана Гелаева блокировали в Кодорском ущелье)", — пояснил Аршба.
"Вы о себе мало рассказываете", — говорю я.
"А что мне о себе говорить, я в этой жизни везучий человек, я был знаком с людьми большими, как горы. На войне человек полностью меняется. И только у моего близкого друга Мушни Хварцкия не менялось ничего. Он был как константа. Он вел себя так, как будто он сидит на "Амре" и пьет кофе. Абсолютно спокойный, цельный, выдержанный, знающий как действовать человек. Я никогда не видел хоть малейшую растерянность на его лице. Я видел наивысшую степень мужества. Он герой", — объясняет Эдик.
"Женщина на войне — как это?" — задаю вопрос.
"Была у нас такая медсестра Ляля Паразия — она была настоящий боец. Помню, один кабардинец рассказывал мне: "Брат, я думал, от страха под землю залезу, спрячусь, а Лялька встала, песни поет, вперед идет. А что оставалось делать, пошли за ней", — вспоминает со смехом Эдик.
Юмор во спасение
Уже на четвертый день войны Эдуард был тяжело ранен в Сухуме. В метре от него разорвался снаряд. Ребята подхватили его и побежали в поисках укрытия. Ближайшим безопасным местом оказалась распахнутая дверь мусоропровода "девятиэтажки" в районе "Универсама" (нынешний "Сухум-маркет"). От мысли, что последние минуты жизни он проведет на свалке, привели его в ужас. Из последних сил Эдик закричал: "В мусорку не несите!" "Спасатели" услышали его и поменяли направление. Получить помощь в республиканской больнице уже было невозможно — навстречу выехал танк. Чтоб спасти раненого, выехали в гудаутский госпиталь, но на полпути машина загорелась. По воле случая кто-то подъехал на машине.
"Это была новенькая, блестящая "ГАЗ-24", а меня, истекающего кровью и обожженного, пытаются положить в машину. Я кричу водителю: "Запачкаю!" — "Ты что, с ума сошел?!" — кричит он мне в ответ. Оказавших мне первую помощь помню плохо. Не так давно ко мне подошел человек, с которым я всегда здороваюсь, и вдруг спрашивает, помню ли я, как его машину пачкать не хотел", — вспоминает Аршба.
У этой истории есть и продолжение. Лет через пять после войны Эдуард со своими друзьями вспоминали военное время.
"Мой близкий друг Эдик Пантия, Герой Абхазии, рассказывает, как у одного парня от взрыва буквально лопнули вены:
— Мы его тащим, спасаем, а он такой кляузный оказался, так вопил, чтоб мы его в мусорку не несли, — говорит мой друг Пантия.
— Это было на "Универсаме?" – спросил я удивленно.
— Даа, — ответил он протяжно.
— Хорошо на меня посмотри, — я ему говорю.
Он на меня посмотрел и говорит: — Ты живой?
— Да, — я говорю, — живой".
"Что самое худшее на войне?" — спрашиваю я.
"Самое худшее на войне, когда погибают твои близкие и друзья. Но есть и самое лучшее, если можно так сказать. Война — это самое хорошее время проверки самого себя, чего ты стоишь. А Господь Бог решает, какой лотерейный билет ты вытащишь: живым останешься или нет, — признается ветеран. — Никогда не забуду тех, кто пришел воевать рядом с нами, всех ребят-добровольцев".
Эдик неохотно говорит о себе на войне, но он был участником и Мартовской операции. Находясь по заданию Владимира Аршба за пределами Абхазии, узнал о начале наступления и немедленно вернулся обратно.
"Я всегда спрашивал у наших ребят, были они когда-нибудь в перестрелке, где их было больше. Грузины количественно всегда нас превосходили. Но знание, что мы победим, было у каждого. Мы это просто знали…"
Боевая подруга
Весной 1993 года Эдик был ранен снова, хромал. По приказу Владимира Аршба нужно было сдать винтовку молодому парню из Приднестровья.
"Как дал тебе винтовку, так и вернешь. Не вернешься живым, из-под земли достану, говорю я ему. Батальон вместе с этим парнем из Приднестровья попал в засаду. Потерь у них много было. Но представь себе, он вернулся живым. И когда мы встретились, он сказал: "Если бы ты мне не пригрозил, вряд ли бы вернулся живым", — рассказывает ветеран войны.
"Ваша "Ласточка" вам так дорога?" — спрашиваю я.
"Во время войны оружие нигде нельзя оставлять: сидишь, стоишь ли. Вспоминаю случай, когда непроизвольно гладил свою винтовку, чистил тряпочкой и вдруг слышу: "Ты, наверное, жену свою столько не гладишь, сколько винтовку!" Не просто дорога, "дорогая", — смеется снайпер.
"Образование как кофе — иногда выше среднего, иногда ниже"
Это фраза прозвучала в ответ на мой вопрос об учебе и образовании.
По окончании ткуарчалской школы Аршба поступил в МИСИ на факультете ВИК (Водоснабжения и канализации). При университете был СТЭМ (студенческий театр эстрадных миниатюр), где он познакомился с участниками "великой" команды КВН Андреем Локтевым, Петром Подгородецким, Андреем Кнышевым и другими.
Проучившись некоторое время в МИСИ, Эдуард отправился служить в Сибирь в ракетные войска ПВО (батальон химической разведки). Во время службы он поступил в Иркутский сельскохозяйственный институт, но по окончании службы вернулся домой. Уже впоследствии поступил в Грузинский политехнический институт, который закончил с дипломом инженера-электронщика. И до самого начала войны работал по специальности на Абхазском телевидении.
О портрете
Сам портрет Эдуарда Аршба был нарисован уже после войны. Его изображал и Батал Джопуа.
У Эдика очень интересное лицо, он похож на древних абхазов с картин русского художника, князя Григория Гагарина.
"Руслан – мой давний друг. Габлия отличный портретист, портрет нарисован мастерски, но я себе все равно не нравлюсь", — отрезал Эдик.
Уже в конце нашей беседы задаю вопрос:
— Что самое мистическое на войне?
Я жив — это и есть самое мистическое, — ответил снайпер Эдик.
